Да, я знаю, вы в учебниках читали другое.
Последний удельный князь, друг юности царя Ивана, предавший его в дни болезни 1554, безвольная марионетка то ли Грозного, которому сдавал собственных сторонников на расправу, то ли властолюбивой матери, толкавшей сына в оппозицию мнительному и маниакальному Ивану.
Из подробностей его жизни в наши учебники попадает только коллизия 1554, когда он не сразу и с трудом, но присягнул «пеленочнику» Дмитрию, и обстоятельства его смерти в 1569 – чарка с отравленным вином для князя и семьи от поехавшего кукухой брата с его кромешниками.
Жаль. Правда, искренне жаль, когда из сурового воина, бравшего Казань и Полоцк и шаг за шагом шедшего к трону, сделали такое посмешище. Их разборки с братом Иваном по стилю очень похожи на разборки Василия Темного и Дмитрия Шемяки (или вообще Юрьевичами), случившиеся веком ранее, но историки стесняются проводить такие аналогии. У нас же централизованное государство, какой тут гонор и неприкосновенность удельного князя, там же еще дед Грозного всё зарешал? Грозному в этом плане прилетело еще страшнее, разнонаправленные решения царя связали с психиатрией, забыв рассказать, что зачастую это не только его решения, а порой и просто не его.
Степень централизации России последних Даниловичей как-то уж очень вычурно переоценивается нашими историками. Еще дед Грозного жил в мире, где великими князьями кроме него были рязанский и тверской властители, где бунтовали (и умирали в тюрьме) его братья, чьи удельные рати были вполне сопоставимы с армиями собственно великого князя.
Его отцу пришлось в самом начале правления делить власть с племянником Дмитрием (Василий был великим князем Новгородским и Псковским, Дмитрий – московским). Братья его отца были состоявшимися удельными князьями. Юрий – дмитровским и звенигородским, Дмитрий Жилка – Угличским, Симеон – Калужским, Андрей – Старицким. А был еще старший брат отца, сын тверской княжны, который был даже не удельным князем – полноценным великим, формально равным отцу (Иван Иванович, отец Дмитрия Внука). Последнего независимого рязанского князя согнали только в 1519.
Пометки на полях.
Домашнее задание. Подумайте, почему Лжедмитрий I венчался на царство не только московской, но и казанской, и тверской короной. Задачка со звездочкой: почему Лжедмитрий II не только тушинский вор, но и калужский царик? Чьи это уделы в обозримом для них прошлом?
Конец пометок на полях
Ой как, наверное, изменились нравы и порядки к старту жизни и деятельности царя Ивана. Не изменились или почти не изменились. Потому что не с чего. Из Новгорода может и утащили вечевой колокол, но независимый монетный двор не отобрали. А то, что природные суздальские и нижегородские князья стали назначаться новгородскими наместниками не волей веча, а волей великого князя, совершенно не мешало им организовывать целые династии наместников. Самый характерный пример – 12 представителей клана Шуйских в качестве воеводы Пскова за период 1450-1590 (по времени там сильно больше половины). В других крупных центрах было похожим образом.
Ну да я отвлекся.
Князь Владимир Андреевич Старицкий, версия без истерик Карамзина. Начнем с родителей, если верить психологам – все проблемы от них.
Василий, отец Ивана, братьев недолюбливал и это было взаимно, хотя бы потому, что он запретил им жениться. После шемякиных войн и разборок Ивана III с братьями это было меньшим из зол. Плодить и дальше правящее семейство было опасно смутой (кто не верит – вспомните поздних Романовых-Ольденбургов), но чисто по-человечески князей жаль. Больше всего на эту тему горевал наследник Юрий, который себя на троне определенно видел. Когда у князя Василия родились поздние дети, по Москве поползли очень нехорошие разговоры о реальном отцовстве князя Овчины-Телепнева и незаконности развода с Соломонией Сабуровой. Понятно, что Иван Васильевич, проживи его отец подольше, должен был стать Дмитровским князем, его брат Юрий Васильевич -Угличским.
Пометки на полях
Уже в правление брата Юрий Васильевич формально назывался князем Калужским и Угличским (хоть и прожил почти всю жизнь в Москве). В 1552 году наместником Москвы был именно князь Юрий. Его тесть Дмитрий Палецкий – успешный воевода, на пике карьеры - новгородский наместник. Именно он взял в плен казанского царя Едигера (будущего Симеона Касаевича). Род Палецких прервался еще до Смуты, трое братьев погибли в боях с литовцами в 1560-х, еще один в 1578 в боях уже с Баторием и последний из рода - Борис Дмитриевич - умер бездетным в самом конце правления Грозного.
Мне почему-то кажется, что сохрани Палецкие жизнь и место у трона, и Юрий Васильевич не был бы у наших историков ни глухонемым, ни аутистом, ни дауном.
Ну и второе. На их примере вы можете оценить накал борьбы и масштаб потерь в ходе Полоцкой войны 1561-70. Палецкие – это военная элита, генералы на нынешний счет. Неудивительно, что на фоне такого напряжения сил оба участника сорвались в системный кризис.
Конец пометок на полях
Понятно, Юрий Иванович (дядя Грозного) был резко против таких раскладов и даже демонстративно не явился на крестины племянников. А вот Андрей Иванович, на Старицкий удел которого никто не покушался вдруг подружился со старшим братом. До этого пятого сына Ивана III держали в опале как одного из реальных виновников катастрофы на Оке 1521 с разгромом русской армии, осадой Москвы и Рязани.
Перед смертью великого князя Андрея вызвали в Москву, одарили и ввели в Думу (видимо вместо опального Юрия). Опального брата арестовали сразу. Год его смерти называется разным 1533, 1535, 1536, но свободы он (и его бояре) лишились еще при жизни Василия Ивановича. Впрочем, для судьбы князя Владимира разницы особой нет.
Как только прошли сорок дней со смерти Василия Ивановича, дядя Андрей бил челом племяннику о Волокских городах (ныне Волоколамск) для себя, ссылаясь на завещание усопшего. Он получил коней, сбрую, рухлядь и уехал в Старицу смертельно разобиженным.
Пометки на полях
Шуба с царского плеча для низшего по рангу, боярина, например - великая честь. Для равного по рангу – смертельное оскорбление. Принять такой подарок — значит принизить свою честь, а это по тем временам страшнее смерти. Статус тогда (да и сейчас, зачем мне вас обманывать) был важнее денег. Власть в деньги конвертируется легко, а вот наоборот это почти не работает. Обида князя Андрея понятна, а вот поведение Глинских – не очень. Не будешь бить – так и не замахивайся. Видимо просто не принимали всерьез.
Конец пометок на полях.
Вот там в Старице 9 июля 1534 года родился Владимир Андреевич, единственный сын удельного старицкого князя Андрея Ивановича и княгини Евпраксии Хованской. А ещё внук Ивана III. И он хорошо об этом помнил (да и напомнить всегда было кому).
В 1537 году конфликт вышел в публичное поле. Весной царь Иван и правительница Елена распорядились отправить старицких дворян и детей боярских на службу в Коломну (да-да, ждали Сахиб-Гирея, тот не явился, впрочем, возможно, именно потому, что ждали). Князь Владимир посчитал это нарушением своих удельных прав и отправил в Москву боярина Пронского «челом бить о своих великих обидах». Там не оценили, Пронского взяли под арест. Узнав о судьбе своего посла, князь Андрей покинул Старицу. Есть две гипотезы, куда именно двигался мятежный князь. По одной из них он шел к Новгороду, стремясь опереться на его ресурсы в противостоянии с московским князем (вот вы смеетесь, а ведь брат Василий в 1500-х провернул, по сути, аналогичный фокус). По второй (более вероятной, зачем новгородцам эти разборки) князь Андрей хотел отъехать в Литву. Именно об этом доносил московским властям сын боярский Василий Голубов-Ростовский. Впрочем, выбрать одну из гипотез с уверенностью сложно – перехватили князя на новгородской дороге. Кратчайший путь из Старицы в Литву – через Ржев и Великие Луки. Перехватил его Иван Телепнев-Оболенский. Боя не состоялось, под крестное целование, что князя отпустят миром обратно в удел, Старицкий прекратил мятеж и отправился в Москву. Важную роль в прекращении мятежа сыграла церковь в лице митрополита Даниила. Ее представители Досифей, епископ Сарский и Подонский (номер 2 церковной иерархии) и архимандрит Симоновский Филофей (глава одного из крупнейших столичных монастырей) также обещали всё решить миром, угрожая церковной анафемой в случае отказа. Именно под их гарантии князь, изначально склонный прорываться с боем, согласился. Обычно пишут про крестное целование Телепнева, но он старицкому князю, мягко говоря, не ровня, да и попросту враг.
В июне князь своей волей въезжает в Москву, где его мигом арестовывают. Его сажают в темницу, княгиню Старицкую отдают на «берсеневский двор», сына Владимира передают «блюсти» Фёдору Карпову.
Пометки на полях.
Берсеневский двор, насколько я понимаю, это бывший двор видного боярина Ивана Никитича Берсень-Беклемишева, казненного в 1525 за острый язык и несогласие с новой свадьбой Василия III. Из этого рода – мать одного из героев Смуты Дмитрия Пожарского. В то время двор был взят в казну и стал фактически пыточным. Там содержали преступников. Условия княгине вряд ли понравились.
Князю Владимиру достался очень интересный опекун.
Конец пометок на полях.
Расправа с Андреем Старицким была чудовищной даже по тем временам. На князя одели железную маску юродивого, его подвергли публичному глумлению. Обвинения были серьезные – «подыскивал великих княжеств». Его бояр казнили (отрубили головы), детей боярских подвергли торговой казни (пороли кнутом, пережили это не все). На вопросы – а как же клятва Ивана Овчины-Телепнева? – правительница хлопала шикарными ресницами и отвечала, что тому таких полномочий не давали.
Аналогичные вопросы церковникам в летописи не вошли, но их точно задавали. После этого ужаса становится понятной циничная смена митрополитов Шуйскими в 1540-44. Кто после такого обмана будет уважать слово церкви? Князю Андрею на могилке будете рассказывать про свои и божьи проклятья. В маске князь Андрей проходил до декабря 1537, когда умер и был непублично похоронен. На участников процессии вид изможденного князя со страшными отметинами на лице произвел гнетущее впечатление.
Правительница пережила его всего на полгода. Молодая здоровая женщина уснула и не проснулась 4 апреля 1538. Неделю спустя ее фавориту Овчине-Телепневу прописали лечебное голодание в камере князя Андрея, от которого он умер. Митрополита Даниила не казнили, но кафедры лишили. Досифей и Филофей тоже переворот пережили, но с резким понижением в чинах. Тогда же Фёдор Карпов вернул сохраненного князя матери «за тын». Там князь провел еще год своей жизни.
Резкая перемена в судьбе старицкого семейства происходит в 1539 году, когда по просьбе нового митрополита Иосаафа и «промыслом» священника Благовещенского собора Сильвестра (первое попадание в летописи) князю Владимиру возвращают московский двор отца. Нерадостная жизнь за берсеневским тыном подошла к концу, князь Владимир въезжает в палаты отца, а в следующем 1540 получает его же удел – Старицу. К 1544 году князь (ну или мама его именем) уже вовсю реализует свои судебные полномочия в своем уделе.
В нашей историографии распространен образ детской дружбы двоюродных братьев. Из правды здесь – они и правда росли рядом, в Москве, но вот воспитывали их люди, степень взаимной ненависти которых зашкаливала.
Представьте себе диалог:
-Привет, дружище, а помнишь, как твоя мама моего папу обманом пленила, опозорила и замучила?
- С тобой забудешь, братишка. Папка-то твой в Литву бежать хотел, нехристем заделаться. Предатель твой папка.
- У меня то хоть родной, царских кровей, не то, что ты, телепневское отродье.
- Я сын своего отца и своей матери и это мой город. Катись из моей Москвы в свою Старицу, родственничек недоделанный
- А вот это мы еще посмотрим, братишка, кому куда катиться.
Было ли такое наяву – я не знаю. В летописях не сохранилось. На официальных приемах они (и Ефросинья) вели себя прилично.
Если подводить краткий итог – Владимир Старицкий прожил бурное детство, рано лишился отца и тогда же стал кровником своего двоюродного брата и клана Глинских. Детство он провел по большей части в Москве. И уже с раннего детства рядом с ним были люди, готовые защищать его, даже рискуя жизнью и карьерой. У них общие религиозные предпочтения (это нестяжатели), среди его доброхотов уже тогда Сильвестр и Максим Грек. А еще за его судьбу волнуется клан Шуйских, дети полудержавных властелинов при Василии III, оттесненные от престола после его смерти.
Про отмщение 1547 и бурную юность князя будет следующая статья.