Альфонсе Габриэль Капоне, человек, чье имя стало синонимом организованной преступности в Америке, родился 17 января 1899 года в итальянском квартале Бруклина. Сын иммигрантов из Неаполя, Габриэля и Терезы Капоне, он был четвертым из девяти детей в типичной итальянской семье, пытавшейся найти свое место в американском "плавильном котле". Отец семейства работал парикмахером, с трудом обеспечивая многочисленное потомство.
Район Нэви-Ярд в Бруклине, где рос Аль, представлял собой классическое иммигрантское гетто начала XX века – перенаселенное, бедное, с процветающей уличной преступностью. Именно здесь молодой Капоне получил первый опыт взаимодействия с криминальным миром, присоединившись к одной из многочисленных молодежных банд – "Пять углов".
До 14 лет Аль посещал католическую школу Святого Михаила, где показывал неплохие успехи. Однако после инцидента с учительницей (по некоторым сведениям, он ударил ее) Капоне был исключен и больше никогда не возвращался к формальному образованию. Вместо этого он начал работать в различных местах – боулинг-клубе, кондитерской, книжном магазине, одновременно все глубже погружаясь в уличную жизнь.
Поворотным моментом в криминальной карьере юного Альфонсе стало знакомство с Джонни Торрио – опытным гангстером, который увидел потенциал в сообразительном подростке. Торрио, руководивший бандой "Пять точек", предложил Капоне работу вышибалы и постепенно стал его наставником в криминальном мире. Именно Торрио привил молодому гангстеру идею о том, что преступный бизнес должен вестись как корпорация – с минимальным насилием и максимальной прибылью.
Работая на Фрэнки Йейла в одном из борделей, Капоне получил свое знаменитое прозвище "Лицо со шрамом" (Scarface). Произошло это после конфликта с Фрэнком Галлучио, чью сестру Капоне оскорбил неосторожным комментарием. Разъяренный Галлучио нанес три удара ножом по лицу Капоне, оставив шрамы, которые тот носил всю жизнь. Впоследствии, демонстрируя характерный для него прагматизм, Капоне не только помирился с обидчиком, но и взял его на работу телохранителем.
К концу 1910-х годов Капоне уже имел определенный вес в криминальных кругах Бруклина. Он женился на ирландке Мэй Джозефин Койтон, которая родила ему сына Альберта Фрэнсиса. Казалось, что молодой гангстер прочно встал на ноги и имеет все шансы на успешную карьеру в родном городе.
Историк мафии Селвин Раб отмечает: "В те годы Капоне ничем не выделялся среди десятков других молодых амбициозных гангстеров итальянского происхождения. Никто, включая его самого, не мог предположить, что через несколько лет он станет самым известным преступником Америки. Но для этого ему пришлось покинуть Нью-Йорк".
Несмотря на кажущуюся успешность, положение Капоне в нью-йоркском преступном мире оставалось шатким. В отличие от распространенного мифа о непобедимом гангстере, в Нью-Йорке он столкнулся с проблемами, которые в конечном итоге вынудили его покинуть родной город.
К началу 1920-х годов Нью-Йорк уже имел сложившуюся систему криминальных организаций с жесткой иерархией. Формирующиеся "Пять семей" – Дженовезе, Гамбино, Луккезе, Коломбо и Бонанно – контролировали большую часть нелегального бизнеса и ревностно охраняли свои территории от новичков. В этой системе для молодого и амбициозного Капоне места практически не оставалось.
Особенно сложной была ситуация из-за его неаполитанского происхождения. Большинство влиятельных мафиози были выходцами из Сицилии и с подозрением относились к неаполитанцам, считая их ненадежными. Капоне, несмотря на свои способности, всегда оставался бы для них чужаком.
Криминолог Томас Репетто в своем исследовании "Американская мафия: история ее возникновения" пишет: "В нью-йоркском преступном мире начала XX века этническая принадлежность играла решающую роль. Сицилийцы доверяли только сицилийцам, калабрийцы – калабрийцам. Капоне как неаполитанец имел очень ограниченные перспективы, особенно учитывая, что он женился на ирландке, что считалось почти предательством".
Решающим фактором, заставившим Капоне покинуть Нью-Йорк, стал серьезный конфликт с ирландской бандой "Белая рука". Существует несколько версий этого инцидента. Согласно наиболее распространенной, Капоне стал участником убийства члена этой влиятельной группировки. По другой версии, он оказался замешан в ликвидации Тима Келли, близкого соратника известного ирландского гангстера Уильяма "Билла" Ловетта.
Бывший детектив нью-йоркской полиции Джозеф Петрозино в своих мемуарах утверждал: "К лету 1919 года положение Капоне стало критическим. У нас была информация, что ирландцы назначили цену за его голову. Он мог либо умереть, либо бежать. Третьего не дано".
Помимо конфликта с ирландскими бандами, Капоне столкнулся с усилением внимания со стороны правоохранительных органов. Нью-йоркская полиция, несмотря на высокий уровень коррупции, начала активную кампанию против организованной преступности, особенно после введения Сухого закона в 1920 году. Детектив Джеймс Коллинз, специализировавшийся на итальянских преступных группировках, неоднократно задерживал Капоне и собирал информацию о его деятельности.
К счастью для Капоне, именно в этот критический момент его наставник Джонни Торрио, уже перебравшийся в Чикаго по приглашению своего дяди Джеймса "Большого Джима" Колосимо для управления его борделями, предложил ему присоединиться. Для Капоне это стало спасательным кругом.
Историк криминального мира Роберт Скофилд отмечает: "Решение Капоне уехать из Нью-Йорка не было стратегическим бизнес-ходом, как это часто изображают. Это было паническое бегство человека, загнанного в угол. Он знал, что в Нью-Йорке его ждут только две перспективы – могила или тюрьма".
В 1919 году Капоне, взяв с собой жену, сына и младшего брата Ральфа, спешно покинул Нью-Йорк. Чтобы замести следы, некоторое время он работал бухгалтером в строительной компании в Балтиморе под именем "Аль Браун", прежде чем окончательно обосноваться в Чикаго в 1920 году.
Так город, который воспитал Капоне, отверг его. Как ни парадоксально, именно это поражение проложило ему путь к будущему криминальному триумфу, который навсегда вписал его имя в историю американской преступности.
Прибытие Аль Капоне в Чикаго совпало с началом эпохи Сухого закона, создавшего беспрецедентные возможности для нелегального бизнеса. В отличие от Нью-Йорка с его устоявшейся криминальной иерархией, Чикаго представлял собой более открытое поле для амбициозных новичков.
Первоначально Капоне занимал скромное положение в организации своего наставника Джонни Торрио, работая барменом и вышибалой в заведении "Четыре двойки" – ресторане, служившем прикрытием для борделя. Однако его деловые качества и организаторские способности быстро привлекли внимание Торрио, который начал доверять ему все более ответственные поручения.
Ситуация радикально изменилась 11 мая 1920 года, когда Большой Джим Колосимо, крупнейший криминальный босс Чикаго, был убит в вестибюле своего кафе. Хотя официально это преступление осталось нераскрытым, многие историки считают, что убийство было организовано Торрио при возможном участии Капоне. Колосимо, в отличие от своих подчиненных, не видел в Сухом законе возможностей для расширения бизнеса и препятствовал вхождению организации в бутлегерство.
После смерти Колосимо Торрио возглавил его империю и активно занялся нелегальной торговлей алкоголем, назначив Капоне своим заместителем. Под руководством Торрио организация быстро расширила свое влияние, захватив контроль над пригородом Чикаго Сисеро, который стал базой для их операций.
Криминолог Эндрю Даймонд отмечает: "В Чикаго Капоне получил то, чего он никогда бы не добился в Нью-Йорке – возможность проявить свои способности организатора и стратега. Здесь он был не просто исполнителем, а архитектором новой криминальной империи".
Именно в Чикаго в полной мере проявился талант Капоне к созданию эффективной бизнес-модели преступной деятельности. Он организовал комплексную систему производства, транспортировки и распространения алкоголя, создав вертикально интегрированный бизнес, приносивший миллионы долларов прибыли.
Журналист и историк криминального мира Чикаго Джон Кошкин пишет: "Капоне принес в Чикаго нью-йоркскую модель организации преступности, но значительно усовершенствовал ее. Он создал настоящую корпорацию с отделами, отвечающими за различные аспекты операций – от производства самогона до подкупа политиков".
К 1923 году, когда Дин О'Баньон, лидер ирландской Норт-Сайдской банды, начал войну с итальянскими группировками, Капоне уже был готов к жестким ответным мерам. Опыт, полученный в нью-йоркских уличных бандах, помог ему выдержать давление в "пивных войнах" Чикаго.
В январе 1925 года произошло событие, окончательно изменившее статус Капоне в криминальной иерархии Чикаго. Джонни Торрио был серьезно ранен в результате покушения, организованного людьми О'Баньона. После выздоровления Торрио решил отойти от дел и передал контроль над организацией Капоне, после чего уехал в Италию.
Так бывший нью-йоркский гангстер, выдавленный из родного города конкурентами и полицией, стал единоличным правителем крупнейшей преступной империи в США, контролировавшей нелегальный оборот алкоголя, проституцию, азартные игры и другие виды криминального бизнеса с годовым доходом более 100 миллионов долларов (что эквивалентно примерно 1,5 миллиарда долларов в современном исчислении).
В отличие от своих нью-йоркских коллег, предпочитавших оставаться в тени, Капоне в Чикаго создал образ публичного гангстера. Он открыто общался с прессой, позировал для фотографий, посещал спортивные мероприятия и оперу, демонстративно занимался благотворительностью. Этот подход был абсолютно невозможен в консервативном нью-йоркском преступном сообществе, где действовал строгий кодекс "омерты" (закон молчания).
Журналист Мюррей Кемптон, наблюдавший Капоне в зените его славы, писал: "Он вел себя не как преступник, а как знаменитость, звезда шоу-бизнеса. Его костюмы от лучших портных, бриллиантовые запонки, шелковые рубашки и роскошные автомобили создавали образ успешного бизнесмена, а не гангстера. Для чикагской публики, жаждущей ярких историй во времена Сухого закона, он стал настоящим героем".
Вынужденный уход из Нью-Йорка глубоко повлиял на психологию и методы работы Аль Капоне. Опыт поражения в родном городе сформировал многие черты его характера и стратегии, которые впоследствии сделали его самым успешным и известным гангстером Америки.
Психолог и профилировщик криминального поведения доктор Харриет Лемли отмечает: "Изгнание из Нью-Йорка стало для Капоне травматичным опытом, который он трансформировал в движущую силу своего последующего восхождения. Страх снова оказаться загнанным в угол заставлял его действовать превентивно, устраняя потенциальные угрозы до того, как они могли материализоваться".
В Чикаго Капоне проявил исключительную жесткость в борьбе с конкурентами, что многие исследователи связывают именно с его нью-йоркским опытом. Бывший агент ФБР Роберт Бартон считает: "Капоне привез в Чикаго нью-йоркскую школу гангстерской войны — безжалостной и тотальной. В отличие от чикагских бандитов старой школы, которые часто ограничивались предупреждениями и символическими актами насилия, Капоне сразу переходил к ликвидации противников".
Наиболее ярким примером такого подхода стала печально известная "Бойня в День святого Валентина" 14 февраля 1929 года, когда семь членов банды Багса Морана были расстреляны в гараже на Норт-Кларк-стрит. Эта масштабная акция устрашения, организованная Капоне (хотя его прямое участие так и не было доказано), шокировала даже привыкший к насилию Чикаго.
Историк криминального мира Чикаго Ричард Линдберг пишет: "Капоне принес в Чикаго технику 'декапитации' конкурирующих организаций, которую он наблюдал в нью-йоркских бандитских войнах. Вместо длительного противостояния он стремился одним ударом уничтожить руководство вражеской группировки, парализуя ее деятельность".
Неудача в Нью-Йорке также научила Капоне важности создания политического прикрытия. В Чикаго он построил беспрецедентную систему взаимодействия с политиками, полицией и судебной системой. По некоторым оценкам, до 60% чикагской полиции и значительное число судей и политиков получали деньги от организации Капоне.
Бывший мэр города Сисеро Роберт Калли, исследовавший историю политической коррупции в регионе, утверждает: "Капоне создал в Чикаго то, что ему не удалось создать в Нью-Йорке — систему всеобъемлющей защиты своего бизнеса через коррупцию. Вместо того чтобы бояться полиции и политиков, он сделал их своими союзниками, что обеспечило ему долгие годы безнаказанной деятельности".
Интересно, что Капоне никогда полностью не разрывал связи с Нью-Йорком. Он поддерживал контакты с некоторыми нью-йоркскими мафиози, особенно из неаполитанских кланов. В 1927 году он даже посетил Нью-Йорк, демонстративно показывая, что теперь может себе позволить вернуться в город, откуда был изгнан, уже в качестве могущественного криминального босса.
Журналист Уолтер Трохан, описавший этот визит, отмечал: "Это был триумфальный въезд победителя. Капоне прибыл в город со свитой телохранителей, остановился в роскошном отеле и принимал бывших коллег, многие из которых когда-то смотрели на него свысока. Это был его способ показать, что мальчик из Бруклина, которого они выгнали, вернулся королем".
Провал в Нью-Йорке также повлиял на отношение Капоне к публичности. В отличие от нью-йоркских мафиози, предпочитавших оставаться в тени, Капоне в Чикаго создал образ публичной фигуры, своего рода "народного героя" эпохи Сухого закона. Он давал интервью, фотографировался для газет, посещал спортивные мероприятия и демонстративно занимался благотворительностью, открыв, например, сеть бесплатных столовых для безработных во время Великой депрессии.
Социолог Дженнифер Адлер считает: "Публичность Капоне была своеобразной реакцией на его анонимность в Нью-Йорке. Там он был никем — одним из сотен гангстеров. В Чикаго он создал себе имя и бренд, который работал как на его бизнес, так и на его эго".
Вынужденный переезд Аль Капоне из Нью-Йорка в Чикаго представляет собой один из интереснейших случаев "а что, если..." в истории организованной преступности в Америке. Что произошло бы, если бы Капоне смог удержаться в Нью-Йорке и развивать свою криминальную карьеру там?
Криминолог и историк мафии Селвин Раб предполагает: "В Нью-Йорке, с его сложившейся системой 'Пяти семей' и жесткой территориальной сегрегацией преступных группировок, Капоне, вероятно, так и остался бы среднего уровня гангстером, возможно, капо (капитаном) в одной из семей. Шансы на то, что он стал бы боссом, были минимальны".
Существенное различие между криминальными мирами Нью-Йорка и Чикаго заключалось в их структуре. Нью-йоркская мафия придерживалась жесткой иерархии, основанной на сицилийских традициях. Продвижение внутри "семьи" требовало не только навыков и безжалостности, но и соблюдения определенных правил и ритуалов. Капоне, родившийся в семье неаполитанцев, а не сицилийцев, всегда оставался бы "чужаком" для ключевых фигур нью-йоркской мафии.
В Чикаго, где криминальный мир не был так жестко структурирован и больше ориентировался на бизнес-модель, чем на традиции, Капоне смог быстро продвинуться благодаря своим организаторским способностям и харизме.
Бывший агент ФБР и исследователь истории мафии Джозеф Пистоне считает: "Оставшись в Нью-Йорке, Капоне, вероятнее всего, либо погиб бы в одной из бандитских разборок, либо был бы вынужден довольствоваться ролью второстепенного игрока в чужой организации. Ирония судьбы в том, что его изгнание из Нью-Йорка стало лучшим, что могло с ним случиться с точки зрения карьеры".
Если бы Капоне остался в Нью-Йорке, это значительно повлияло бы и на развитие чикагской организованной преступности. Без сильного лидера, способного объединить различные итальянские банды, криминальный ландшафт Чикаго, вероятно, был бы более фрагментированным, с множеством мелких группировок, ведущих непрерывные войны за территорию.
Профессор криминологии Чикагского университета Рэймонд Салливан отмечает: "Капоне принес в Чикаго нью-йоркскую модель организации преступности, но адаптировал ее к местным условиям, создав более централизованную структуру. Без него чикагский преступный мир, вероятно, развивался бы по образцу Детройта или Кливленда, с многочисленными этническими бандами, контролирующими отдельные районы".
Интересно рассмотреть и возможное влияние на культуру и общественное восприятие организованной преступности. Именно в Чикаго Капоне создал образ "публичного гангстера", не скрывающего свое богатство и влияние, дающего интервью прессе и демонстративно занимающегося благотворительностью. В более консервативном нью-йоркском преступном сообществе такое поведение считалось неприемлемым.
Журналист и биограф Капоне Лоуренс Бергрин пишет: "В Нью-Йорке Капоне никогда бы не стал медийной фигурой. Традиции 'омерты' (кодекса молчания) были слишком сильны, и любой мафиози, привлекающий к себе внимание прессы, быстро был бы убран своими же боссами. Именно свобода от этих ограничений в Чикаго позволила Капоне создать образ 'знаменитого гангстера', который до сих пор тиражируется в массовой культуре".
Перенос центра криминальной активности Капоне из Нью-Йорка в Чикаго также повлиял на формирование федеральных правоохранительных органов. Именно борьба с империей Капоне стала катализатором для укрепления Бюро расследований (позднее ФБР) под руководством Дж. Эдгара Гувера и создания специального подразделения "Неприкасаемых" во главе с Элиотом Нессом.
Исследователь истории правоохранительных органов США Дэниел Оксенберг считает: "Если бы Капоне остался рядовым гангстером в Нью-Йорке, федеральное правительство, возможно, не уделило бы такого внимания борьбе с организованной преступностью в 1920-х и начале 1930-х годов. Становление современной системы федерального правоприменения могло бы задержаться на годы".
Таким образом, история Аль Капоне представляет собой парадоксальный пример того, как поражение может открыть путь к гораздо большему успеху. Вынужденный покинуть Нью-Йорк, он нашел в Чикаго идеальную среду для реализации своих амбиций и создания преступной империи, которая, несмотря на свою недолговечность, навсегда изменила облик американской организованной преступности и массовой культуры.
Как заметил историк мафии Томас Репетто: "История Капоне — это классическая американская история успеха, хоть и с криминальным оттенком. Он был изгнан из насиженного места, начал с нуля в новом городе и построил империю, которая, несмотря на свою недолговечность, навсегда изменила облик американской организованной преступности. Нет ничего более американского, чем этот путь — даже если он вел через бутлегерство, рэкет и убийства".